Итоговое творческое задание

ПАРАДОКСЫ ПЕТЕРБУРГСКОГО ТЕКСТА

                 Петербургский текст –  метафизическая реальность. Выросший из мифа, он продолжает оставаться мифом. Петербургский текст начинался с «Медного всадника», «Пиковой дамы», «Петербургских повестей», «Преступления и наказания», жил в поэзии В.Набокова, О.Мандельштама, И.Бродского и продолжает жить… «И несть ему конца!».

                   Замечателен парадокс, с которого начался петербургский текст: в нём переплелись мотивы города, «в котором невозможно жить», города-призрака и «блистательной» культурной столицы. Но это тот парадокс уже давно стал хрестоматийным, общеизвестным. На мой взгляд, вписал новое слово в этот текст Николай Агнивцев: Петербург – «гранитный барин»,  «брезгливо поднимающий бровь ампирный» в ответ на всемирную скачку «за пятаком». Сноб, наверное, воскликнет: и это о «Петра творенье»?!. Манящая сила текстов о Петербурге в этом и заключается: в парадоксальном единстве строгости и иронии. Достаточно хотя бы один раз побывать в первую субботу июля в Кузнечном переулке рядом с  музеем Достоевского, поучаствовать в шествии героев писателя или в квесте по роману «Преступление и наказание, чтобы понять: Петербургский текст непредсказуем.

                      Одно из моих свежих открытий – книга Сергея Носова «Поцелуй Раскольникова» и спектакль театра «Особняк» «ПУШКИН-ПУШКИН, или … кинПушкинПуш». Парадокс описываемых ситуаций, связанных с Сенной площадью и со 100-летием со дня гибели  гениальнейшего поэта – не метафизика, а реальность. Хотя и парадоксальная. Иной в Петербурге просто быть не может. Потому  петербургский текст  под стать своему городу.

Простите: исправляю опечатки (увлеклась).

ПАРАДОКСЫ ПЕТЕРБУРГСКОГО ТЕКСТА 

                 Петербургский текст –  метафизическая реальность. Выросший из мифа, он продолжает оставаться мифом. Петербургский текст начинался с «Медного всадника», «Пиковой дамы», «Петербургских повестей», «Преступления и наказания», жил в поэзии В.Набокова, О.Мандельштама, И.Бродского и продолжает жить… «И несть ему конца!».

                   Замечателен парадокс, с которого начался петербургский текст: в нём переплелись мотивы города, «в котором невозможно жить», города-призрака и «блистательной» культурной столицы. Но это тот парадокс, который уже давно стал хрестоматийным, общеизвестным. На мой взгляд, вписал новое слово в этот текст Николай Агнивцев: Петербург – «гранитный барин»,  «брезгливо поднимающий бровь ампирный» в ответ на всемирную скачку «за пятаком». Сноб, наверное, воскликнет: и это о «Петра творенье»?!. Манящая сила текстов о Петербурге в этом и заключается: в парадоксальном единстве строгости и иронии. Достаточно хотя бы один раз побывать в первую субботу июля в Кузнечном переулке рядом с  музеем Достоевского, поучаствовать в шествии героев писателя или в квесте по роману «Преступление и наказание, чтобы понять: петербургский текст непредсказуем.

                      Одно из моих свежих открытий – книга Сергея Носова «Поцелуй Раскольникова» и спектакль театра «Особняк» «ПУШКИН-ПУШКИН, или … кинПушкинПуш». Парадокс описываемых ситуаций, связанных с Сенной площадью и со 100-летием со дня гибели  гениальнейшего поэта, – не метафизика, а реальность. Хотя и парадоксальная. Иной реальности  в Петербурге просто быть не может. И петербургский текст  под стать своему городу.